— Послушайте, что вы такое говорите? Вы думаете, что я что-нибудь понимаю?
На стуле около самой стены лицом к ней сидел доктор. Перед ним на откинутой картине Левитана лежала груда рукописей, вынутых из секретного бюро профессора Кленова.
Это был доктор Шварцман, но он чем-то отличался от прежнего доктора. Он был не в пенсне, а в роговых очках. Очки сидели плотно и теперь уже не слетали, как ни вертелась докторская голова.
— Столько лет носить в себе проклятую тайну и убедиться, что носил скорлупу, которую надобно выбросить!..
— Послушайте, если вы так же читаете свои лекции, то я выражаю соболезнование вашим студентам. Скажите, кому не нужны ваши сообщения?
— Ей не нужны. Этой молодой барышне…
Профессор неожиданно осекся.
— Какой, какой барышне? — спросил доктор, поднимаясь.
Правый рукав у него был засунут в карман.
— Та… та барышня…
Профессор замолчал.
— А министр, а чрезвычайный совет, а человечество?
Профессор молчал.
— Вам, по-видимому, трудно ответить на эти вопросы, почтеннейший. Знаю. А я вам задам еще один вопрос. Я разбирался в ваших записях. В вашей науке я слабоват, но вот каким это образом вы оказались таким крупным домовладельцем?
— Что? Что такое изволили вы сказать? — удивился Кленов.
— Я никогда не думал, что у вас такие поместья!
— М-да!.. Не понимаю, о чем вы говорите.
— Да вот, пожалуйста.
Доктор стал неуклюже перебирать левой рукой разложенные на откинутой картине бумаги. Наконец, найдя нужную бумагу, он принялся размахивать ею перед лицом профессора.
Кленов взял бумагу и достал очки.
— Тут звонил Матросов. Через сорок минут он вылетает в Данию, просил вам передать, что ему поручили достать какой-то там радий-дельта…
Профессор прочел бумагу и несколько мгновений смотрел в лицо доктору отсутствующим взглядом.
Вдруг он ударил себя по лбу:
— Какой глупец! Какой глупец!
— А что такое? Почему вы присвоили себе такое ученое звание?
— Какой глупец!.. Доктор, немедленно одевайтесь! Извольте показать, где ваше пальто, я помогу вам одеться!
— Я могу и сам. Может, вы думаете, что я калека?.. Но куда вы спешите?
— На аэродром, доктор! На аэродром!
— О, вы видели этого юношу?! Теперь ему понадобился аэродром!
— Я осмелюсь просить вас не задерживать меня.
— Но позвольте…
— М-да!.. Я ничего не могу позволить, милейший доктор. Спешим! Мы должны застать Матросова и передать ему эту бумагу.
Трясущимися руками профессор накидывал на доктора пальто.
…Красный самолет расправил свои белые складывающиеся крылья. Матросов в качестве пассажира занял место в кабине. Начальник аэродрома Баранов, высокий, с рыжими бакенбардами, заглядывал в кабину и отдавал последние приказания:
— Смотри, брат! Напасть ни с того ни с сего могут. Тогда держи вверх и радируй. Стрелять начнут — в бой не вступай: камнем вниз — и приземляйся. Помни, кого везешь! Понял?
Вокруг самолета толпились летчики и провожающие. Матросов слушал последние напутствия.
По пустынному вагону метро метался профессор Кленов. Доктор Шварцман не отставал от него.
— Только бы не опоздать! Только бы не опоздать! — шептал профессор.
— Ничего подобного! — кричал доктор.
— Подумать только, милейший: от такого пустяка, как возможность задержать самолет, зависит спасение человечества! — говорил Кленов.
— Вы, может быть, думаете… — начал доктор и замолчал.
Поезд подходил к Станции «Аэропорт». Доктор Шварцман и профессор Кленов изо всех сил старались открыть еще запертые пневматические двери.
Самолет плавно двинулся с места. Люди махали руками и шляпами. Никто из провожающих не заметил двух бегущих по полю стариков. В общей суматохе это казалось естественным.
Когда профессор подбежал к начальнику аэродрома, самолет уже превратился в едва заметную точку.
— Уважаемый!.. Осмелюсь обратиться… Скорее, возможно скорее верните самолет!
— Что? Вернуть сверхэкспресс? Да вы с ума сошли!
— Ничего подобного! — закричал подоспевший доктор и первым делом вцепился в пульс профессора. — Скверно, — проговорил он, задыхаясь.
Начальник аэродрома недоумевающе слушал, что наперебой говорили ему старики. Потом быстро направился к радиорубке.
Все присутствующие были удивлены. Строились всевозможные догадки, но никто толком не знал, почему понадобилось вернуть самолет.
Вскоре на горизонте появилась точка, а через несколько минут на бетон аэродрома опустилась красная машина с белыми, отогнутыми назад крыльями.
Кленов быстро шагал следом за еще катившимся самолетом. Доктор семенил сзади.
Едва машина остановилась, профессор забрался в пассажирскую кабину и долго что-то объяснял Матросову, передавая ему старые, много лет хранившиеся в секретном сейфе бумаги.
Телевизефон самолета соединили с Василием Климентьевичем. Министр поблагодарил профессора и дал Матросову четкие приказания. Его изображение исчезло с экрана, но самолет не отправлялся, дожидаясь приезда нотариуса для выполнения каких-то формальностей.
Только через час самолет снова готов был к полету. Начальник аэродрома выходил из себя, но Матросов медлил. Ему что-то хотелось сказать профессору.
— Иван Алексеевич, — наконец сказал он, — простите… Вы увидите Марину Сергеевну?
Профессор насупился, зажевал челюстями и сердито взглянул из-под насупленных бровей.
— М-да!.. М-да!.. — сказал он, потом еще раз взглянул на Матросова.