Люди пробирались вдоль освещенных прожекторами стен, держась за натянутые канаты, как на океанских кораблях во время шторма. На улицах было пусто и неприятно тихо.
Вдруг завыли сирены. Звук их, низкий и глубокий, выползал, казалось, из-под земли. Злобно подхваченный, заверченный ветром, он с каждой секундой становился все выше и пронзительнее. Наконец, перейдя в истерический визг, он достиг самой высокой ноты.
По коже подирало, звук сверлил уши, давил мозг, сжимал сердце…
Надя обернулась к подруге и прошептала:
— Началось…
Ксения не слышала слов, но поняла и согласно кивнула.
Вой постепенно спадал, глухо пропадая вдали.
Девушки остановились. Они смотрели друг на друга неподвижными расширенными зрачками.
Где-то вдалеке завыли новые сирены.
— Сюда! — сказала Надя, и они повернули в подъезд.
Вестибюль был ярко освещен. На вешалках висело много пальто. Девушки торопливо разделись и мельком взглянули на себя в зеркало.
— Этот несносный ветер делает нас всех похожими на косматых ведьм! — сказала Надя, поправляя волосы.
По коридору шли молча. Дверь аудитории оказалась приоткрытой.
— Нет, доктор еще не пришел, — сказала Ксения.
Подруги едва успели войти в аудиторию и сесть около окна, как следом за ними вошел и доктор Шварцман. Осунувшийся, он был непривычно серьезен.
Взойдя на кафедру, он оперся о нее рукой и оглядел своих слушателей.
— Атмосфера стала разреженной, — начал он. — Людьми овладела горная болезнь… То, что было прежде участью немногих, что прежде интересовало только академических ученых, стало делом всех. Вы, может быть, думаете, что медицина здесь бессильна? Ничего подобного! Для этого и организован новый институт. Он призван сейчас помочь слабым в течение значительного промежутка времени бороться с последствиями перехода в новые условия. Но без вас, товарищи, мы ничего не сможем сделать. Инициатива молодежи, ваша инициатива, товарищи комсомольцы, решает здесь все.
Доктор перешел к непосредственному инструктажу о помощи больным, слабым, задыхающимся. Он разложил на столе маски, приборы.
— Вы можете видеть… — начал он, указывая на них рукой.
В этот момент погас свет. Шварцман замолчал. Молчала и погруженная во тьму аудитория. Ксения быстро отдернула портьеру и взглянула в окно.
За окном, где минуту назад виднелось опрокинутое вниз звездное небо городских огней, было тоже темно.
Сзади слышался шепот:
— Если бы ты знала, Ксения, как я волнуюсь! Так волновались, наверно, только перед Октябрьской революцией.
— А по-моему, тогда совсем даже не волновались! — сказала громко Ксения. Голос ее прозвучал как удар в тишине.
Невидимая толпа зашуршала. Доктор откашлялся и продолжал:
— Вы могли бы увидеть здесь те несложные приборы, которыми следует научить пользоваться наиболее слабую часть населения…
Ксения глядела в окно.
На стекле отразился слабый отблеск света. Это внесли свечи. Гигантские вытянутые тени прыгали по стенам и потолку. Плохо освещенные лица соседей казались серыми. Только в глазах мелькали колеблющиеся огоньки свечей.
При первом звуке сирен инженер прокатного цеха магнитогорского комбината прекратил подачу слитков в печь. Неторопливо отдавая приказания и прислушиваясь к исступленному вою сирен, он наблюдал, как на рольгангах появился последний слиток.
Обдав инженера жаром, слиток пробежал около самых его ног и скрылся между вращающимися валками… Несколько раз он с прищелкиванием выскакивал обратно, чтобы снова пропасть в очередном ручье.
Минуту спустя дисковая пила, разбрасывая ослепительный веер звезд, разрезала последний слиток на несколько частей.
Скоро остановились, казалось, никогда не прекращавшие своего вращения валки. В цехе постепенно стали выключать свет. Рабочие расходились. Инженер подошел к телевизорной будке, где так недавно он разговаривал с министром; мгновение постоял в раздумье и пошел проверять машины.
Старичок мастер краматорского завода, едва услышал вой сирен, страшно заторопился Он даже рассыпал табак, пытаясь дрожащими пальцами свернуть самокрутку.
Сокрушенно взглянув на рассыпанные крошки, он махнул рукой, сдвинул со лба на нос очки и взял со стола чертежи. Недовольно покачивая головой, он говорил:
— Эх, не успел, не успел, а ведь хотел кончить! Еще только два прохода осталось!
Мимо него медленно, с несокрушимой силой волоча толстую сталь стружки, двигался гигантский стол его любимого строгального станка, того самого, на котором можно обработать двухэтажный дом.
Старик нажал кнопку, и станок остановился.
По железной лестнице мастер полез наверх счищать стружки. По мере того как останавливались в цехе машины, доносящийся снаружи вой сирен становился слышнее.
Электрический поезд, который вез уголь для Союзной межрайонной электрической станции, остановился всего лишь в нескольких километрах от цели. Выключили ток Машинист посмотрел на часы.
— Не так уж плохо: прошли на пять километров больше, чем рассчитывали. Будем ждать паровой тяги. Совсем как в былые времена.
Машинист соскочил в темноту. Сильный ветер доносил издалека гнетущий вой сирен. Придерживая рукой фуражку, машинист стал прогуливаться вдоль поезда.
Из тьмы выступали груженные углем платформы. Угольная пыль кружилась в черном воздухе. Ветер шуршал рассыпанным на междупутье балластом.
— Да, топлива для этакого дела много понадобится!