— Огромное счастье, Иван Алексеевич, — продолжала она. Ее затуманенные глаза смотрели вдаль. — Иногда мне кажется, что я буду очень счастлива… А иногда мне так горько, что не хватает слез… За эти дни я плакала больше, чем за последние десять лег. Можно, я сяду на вашу постель? Какая у вас большая рука… Скажите, ведь вы верите? Вы услышите сигналы?
— Верю, Машенька, верю… Вся моя жизнь теперь в этой вере. До сих пор я думал, что хочу этого ради человечества… А хотел-то ведь ради себя… А теперь… — Старик закрыл глаза и замолчал.
Марина гладила его лежавшую поверх одеяла руку. Она с нежностью смотрела на худое лицо старика с провалившимися щеками, с запавшими глазницами, с клочковатой белой бородой… Она гладила его руку и видела, как сначала из одного глаза, а потом из другого медленно сползли две слезинки.
— А теперь для вас этого хочу, ради вас всей душой своей хочу… И благодарен вам за светлое чувство, которое вы пробуждаете во мне… Вот за эти слезинки, которых не стыжусь… Предыдущие принадлежали Мод…
Марина своим платком вытерла глаза старику.
— Чай поспел, Иван Алексеевич, — сказала она и улыбнулась.
И, забыв про чай, они смотрели друг на друга, думая каждый о своем.
Кленов ощущал величайшее умиротворение. Может быть, такое чувство бывает только раз в жизни… перед концом.
— Какая страна, какое время, какие люди! — говорил он, видимо, сам себе.
— Люди? — переспросила Марина.
— Да… Вы, он… И все вы, люди будущего…
В передней раздался шорох.
— Почтеннейший, вы, может быть, думаете, что вас грабит однорукий бандит? Так ничего подобного? Это я, ваша назойливая сиделка. Прилетел к вам на минуточку, раздеваюсь, вешаю пальто… Привожу себя в порядок… Ведь отсюда я полечу к своей пациентке, к нашей Машеньке, как мы с вами говорим… Она очень плоха и неосторожна… Может быть, героична! Склоняюсь. Право ученого! Пренебрегает радиацией. Итак, как вы себя чувствуете?
С этими словами в комнату вошел доктор Шварцман.
— Что я вижу! Она здесь! Ох, медицина! Тебе как науке нужно прописать тысячу верблюдов, чтобы они плевали на тебя.
Вдруг Кленов сел и предостерегающе протянул худую длинную руку.
Доктор Шварцман осторожно сел на кончик стула.
— Тише, тише! — шептал Кленов.
Марина, вся подавшись к нему, смотрела на него умоляющими глазами. Кленов судорожно схватил ее руки и сжимал их в своей громадной ладони.
— Доктор, пишите же… Да пишите же, доктор! — вдруг закричал он.
Доктор привычным движением выхватил перо и бланк для рецепта.
— Вызывает, вызывает так долго, что я осмелюсь думать — он располагает неограниченным временем…
Марина окаменела.
Наконец Кленов стал глухим голосом произносите текст радиограммы, а Марина беззвучно повторяла слова. Доктор записывал. По лицу профессора текли слезы, но глаза сияли…
— Вот и все… Он повторяет вызов… Видимо, передает радиограмму еще раз. Какое счастье! Исполнение желаний! Помогите мне лечь, Машенька. Звоните, звоните по телефону Василию Климентьевичу… Передайте радиограмму и мой… мой привет.
Уложив старика, который вытянулся под одеялом и закрыл глаза, как после сильнейшего утомления, Марина вытерла платком слезы и, счастливо улыбаясь, села за стол к телевизефону.
— Я вам буду диктовать. Вы, может быть, думаете, что прочтете докторский почерк? Ничего подобного!
Марина вызвала министра:
— Василий Климентьевич! Вы извините, что я сквозь слезы… Это от счастья… — И она незаметно переключила динамик на телефонную трубку.
— Вы уже знаете? — отозвался министр. — А я два часа всюду разыскиваю вас, чтобы сообщить радостную весть…
— Василий Климентьевич! — перебила Марина. — Профессор Кленов только что установил связь с Матросовым…
— К нему уже вылетела помощь, — сказал Сергеев.
Марина плотнее прижала трубку к уху, чтобы не донесся в комнату голос министра.
— Профессор будет счастлив. Он так стремился услышать Матросова первым. Я передаю принятый им текст…
— Он лежит передо мной, — недоумевая, заметил министр.
Но Марина, как бы не слыша этого, стала медленно передавать текст радиограммы, словно министр записывал его.
Профессор Кленов приоткрыл глаза, напряженно вслушиваясь в каждое ее слово. Его губы беззвучно шевелились. Видимо, он повторял за Мариной…
Министр не прерывал Марину. Когда она кончила, он сказал:
— Спасибо. Видимо, Матросов повторяет свою передачу каждый час. Меры приняты. Передайте привет профессору.
Марина положила телефонную трубку, невидящим взором смотря перед собой.
— Что он сказал? — прошептал Кленов.
Марина догадалась, о чем спросил Кленов.
— Василий Климентьевич просил передать вам благодарность. Вы приняли радиограмму первым…
Она подошла к Кленову. Лицо его стало спокойным и строгим.
— Он сказал, что каждый час здесь имеет значение… Ваш сигнал, Иван Алексеевич, может оказаться решающим.
Доктор во время разговора Марины с министром стоял близко от телефона и слышал голос Василия Климентьевича.
При первых же словах Марины доктор изумленно поднял брови, но в следующее мгновение, поняв что-то, закивал. Он снял очки и тыльной стороной ладони вытер краешек глаза.
А Марина все говорила Кленову, как она благодарна ему, именно ему, за спасение Матросова, за радий-дельта!.. Она передавала Кленову благодарность человечества за спасение всего живого на Земле.